![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Так вот, я на них не пойду. Несмотря на все призывы пойти, чтобы не дать воспользоваться, не говоря уж о телероликах. Чем вам так не нравится «Единая Россия»? Воруют? А кто вам сказал, что другие воровать не будут? Будут - также, если не больше. Эти уже наелись, а те голодные придут. Вы надеетесь, что придут честные и порядочные? Честные и порядочные во власть, как правило, не идут, а если идут, то долго там не удерживаются, среда выталкивает. Или с честными происходит некая метаморфоза, и они становятся ну не то, чтобы сразу ворами, а как бы, менее честными. Ведь у них есть дети. А это является серьезным оправданием для совести, настолько весомым, что часто полностью заглушает ее. «Я ведь не для себя все это делаю…»
Однажды я получила доступ к кормушке. В начале 90-х в страну хлынул поток гуманитарной помощи, стали основываться благотворительные фонды, и один из таких фондов помощи многодетным возглавила моя подруга. Вещи, поступающие тоннами, надо было сортировать, денег у фонда не было, и добровольцы получали за работу вещи. У меня уже было трое детей, и я, как бы, имела право. Провести черту между необходимым и очень желаемым почти невозможно, особенно когда речь идет о твоих детях. Когда мне удавалось победить себя и отказаться от какой-либо вещи, она потом стояла у меня перед глазами, царапая мне душу, когда не удавалось – мучила совесть. Пытаясь сохранить остатки самоуважения, я ушла оттуда через месяц.
Чтобы справиться с искушением властью, надо быть монахом (я имею в виду настоящего монаха, отказавшегося от мирских благ). Кстати, у монахов и детей нет. Но монахи, как, впрочем, и просто честные люди к власти не рвутся, поэтому выбора у нас нет, а «из двух зол и выбирать не стоит».
Мне от власти надо очень мало, мы вообще живем с ней в параллельных плоскостях. Мне надо, чтобы не стало хуже, а это вполне возможно, если начнется передел собственности, особенно с лозунгом «Грабь награбленное». И меня устраивает власть, достаточно сильная, чтобы не допустить массовых беспорядков. Существующая - вполне подходит.
От меня: а я - пойду.
Однажды я получила доступ к кормушке. В начале 90-х в страну хлынул поток гуманитарной помощи, стали основываться благотворительные фонды, и один из таких фондов помощи многодетным возглавила моя подруга. Вещи, поступающие тоннами, надо было сортировать, денег у фонда не было, и добровольцы получали за работу вещи. У меня уже было трое детей, и я, как бы, имела право. Провести черту между необходимым и очень желаемым почти невозможно, особенно когда речь идет о твоих детях. Когда мне удавалось победить себя и отказаться от какой-либо вещи, она потом стояла у меня перед глазами, царапая мне душу, когда не удавалось – мучила совесть. Пытаясь сохранить остатки самоуважения, я ушла оттуда через месяц.
Чтобы справиться с искушением властью, надо быть монахом (я имею в виду настоящего монаха, отказавшегося от мирских благ). Кстати, у монахов и детей нет. Но монахи, как, впрочем, и просто честные люди к власти не рвутся, поэтому выбора у нас нет, а «из двух зол и выбирать не стоит».
Мне от власти надо очень мало, мы вообще живем с ней в параллельных плоскостях. Мне надо, чтобы не стало хуже, а это вполне возможно, если начнется передел собственности, особенно с лозунгом «Грабь награбленное». И меня устраивает власть, достаточно сильная, чтобы не допустить массовых беспорядков. Существующая - вполне подходит.
От меня: а я - пойду.
